Вообще-то, конечно, сам принцип "сексуальные желания оправдывают все, что угодно" появился задолго до всей гей-движухи, и продвигали (и продвигают) его вполне себе 100% "натуралы" - это еще Льюис спорил с этим воззрением в "праве на счастье", но само воззрение, что раз случился грандамор, на обязательства по отношению к жене/мужу можно забить, и даже в этом есть нечто трагично-героическое, и возвышенно-романтическое - грандамор же! - гораздо старше.
Жестокость и предательство, которые были бы совершенно однозначно восприняты именно как жестокость и предательство, если бы речь шла о деньгах, власти и чем угодно еще, вдруг делаются приемлемыми - и даже романтичными - когда речь идет о сексе.
И у Церкви, конечно, конфликт тут гораздо более обширный, потому что в целом Церковь исходит из того, что желания не оправдывают ровным счетом ничего. Напал грандамор - спасайся от него как от ада, потому что ад и есть, блудники Царства не наследуют.
Сейчас только убавили романтического флера, добавили революционного - угнетенные меньшинства борются, типа, за свои права - но ситуация та же, хотения наделяются священным и неоспоримым статусом. Слово Церкви, что ничего неоспоримого, ни, тем более, священного, в хотениях нет, вызывает большое огорчение - так оно и раньше вызывало.(ц)