«Дети были сильно изнурены, это были трупики. Из помещенных в больницу около 50% умерли». Это Арон Шнеер, уроженец Латвии, а ныне сотрудник израильского Института памяти жертв нацизма описывает последствия пребывания в Салапилском лагере, который латышские историки упорно отказываются называть концентрационным.

Шнеер при этом описывает даже не сам лагерь, а то, что творилось вокруг него. Как попадали в него и куда из него. Вот типичная история — деревня Бушевка Себежского района. «Немцы согнали стариков, больных и калек в кузню и сожгли живьем, — рассказывает очевидица А. А. Дударева. — Нас около 200 человек вместе с детьми погнали пешком до станции Зилупе, где погрузили в вагоны. Люки вагонов закрыли наглухо, а двери на замки. По дороге в Зилупе конвоиры нас били прикладами».
В ходе антипартизанских операций, проводившихся на сопредельных с Латвией территориях России и Белоруссии (впрочем, каратели, в числе которых неизменно были латышские коллаборационисткие формирования, забирались даже в Курскую область), мужчин чаще всего уничтожали, а женщин и детей депортировали в Латвию. «Это напоминало не cтолько карательную операцию, сколько поход за рабами, каковыми и станут большинство угнанных», — пишет Шнеер.
Но сначала им предстояло пройти через концлагеря Саласпилса, Резекне, Даугавпилса. Из Отношения Социального департамента от 3 ноября 1943 г. уполномоченному по размещению советских граждан в г. Резекне, отмечено, что порядковые номера регистрации детей в Саласпилском лагере были 17 683. Дети отнимались от матерей и размещались в детских бараках, где 5-7 летние девочки ухаживали за грудными младенцами.
Социальный департамент, возглавляемый Оскаром Силисом, и организация «Народная помощь» пытаются устроить детей в крестьянские хозяйства в качестве батраков. 10 марта 1943 г. в газете «Тевия» появилось объявление: «Раздаются пастухи и подсобные рабочие».
Им, можно сказать, повезло. Вот как выглядело это везение. Галина Кухаренок (1933 г. р.) рассказывает: «Меня, брата Жоржика и сестру Верочку 4 лет передали в Огре одному хозяину. Я работала в поле, убирала рожь, сено, бороновала, вставала затемно, а заканчивала работу, когда становилось темно. Верочка пасла 2 коров, 3 телят и 14 овец. Верочке тогда было 4 года».
«Малолетние дети русских беженцев без отдыха, с раннего утра до поздней ночи, в лохмотьях, без обуви, при очень скудном питании, часто по нескольку дней без еды, больные, без врачебной помощи, работают у хозяев на не соответствующих их возрасту работах. В своей безжалостности хозяева зашли так далеко, что бьют несчастных, которые от голода теряют трудоспособность, — это уже не рассказы самих детей, это пишут по начальству сотрудники Детского регистрационного пункта в Риге 2 октября 1943 года. — Когда они по болезни не могут работать, им совершенно не дают еды. Они спят на кухнях на грязных полах».
В том же документе рассказано о девочке Галине Шамшура, работающей у хозяина Зариньша, владельца усадьбы Муцениеки Рембатской волости: Галина из-за невыносимых условий, хочет покончить жизнь самоубийством.
А вот хуторянка–поставщица молока просит «об отборе детей у работающей у нее советской матери», потому что дети мешают работать. Просьба удовлетворена.
«Далеко не все хозяева вели себя с детьми так, как описано выше», — подчеркивает Шнеер. И уж в любом случае «жизнь у крестьян были несравненно лучше, чем в лагере». Но факты жестокого обращения к детям с их стороны вынудили Социальный департамент 8 ноября 1943 г. запретить передачу детей на воспитание сельским хозяевам.
В Риге и окрестностях создается сеть приемных и распределительных пунктов, детские дома-приемники в Дубулты, Булдури, Саулкрасты. Положение в детских домах было катастрофическим, детей кормили недоброкачественными продуктами о чем свидетельствут документы об отравлении и заболевании «воспитанников» Дубултского детского дома сыпным тифом. Но это, подчеркивает Шнеер, было большой удачей по сравеннию с Саласпилсом.
Вот свидетельство монахинь Ольги Грабовской и Валентины Осокиной из женского монастыря, что был на ул. Кришьяна Барона, 126. Туда из Саласпилса передавали детей до 5 лет: «Дети выглядели старичками. Они были худые, а главное — в них поражало отсутствие детской веселости, болтливости и резвости… Дети вообще не разговаривали в течение 2–3 дней. После они объясняли это тем, что немцы в лагере запрещали им плакать и разговаривать под страхом расстрела».
Еще один документ: «Дети были сильно изнурены, это были трупики. Из помещенных в больницу около 50% умерли».
Вдумайтесь – дети умирали уже уже после того, как их отправили сюда из Саласпилса! И после этого разные исторические недоноски будут утверждать, что концлагеря в Саласпилсе не было? А что там было? Летний лагерь турда и отдыха старшеклассников?!
Кстати, согласно официальному распоряжению, детей, «родители которых истреблены, считать найденышами и присваивать латышские фамилии». То есть их лишали не только родителей, детства, но еще и национальности…

www.ves.lv/kak-russkim-detyam-povezlo-ih-prodal...